Гордеева А.М

15 июня мы с подругами закончили 7 классов. Началось беззаботное лето с купаниями на речке, походами в лес. Но однажды, вернувшись с речки, мы застали всю деревню плачущей. Что такое? Что случилось? Кто-то ответил: «Война!» Лето кончилось, не успев начаться.

Вскоре стали летать немецкие самолеты: тяжелые, темные, на крыльях свастика, а кончики крыльев желтые. Всех мужчин забрали в армию, а женщин и детей послали копать окопы под Демидовом. Я жила тогда в Слободском районе, в 15 километрах от Пржевальского. Чтобы не идти пешком, поехали на лошадях. Лежим с подругой на возу, в небо смотрим. Летят самолеты, но мы к ним уже привыкли. И вдруг от самолета что-то начинает отделяться и падать вниз. Я говорю подруге: Смотри-ка, маленькие самолетики полетели». И тут раздались взрывы. Это была бомбежка. Мы так испугались, что помчались домой, не выходя на дорогу, по кустам.

Нас снова отправили рыть окопы. Теперь уже ехали лесом. Снова налетели самолеты, мы спрятались в лесной сторожке. Услышали грохот бомбежки. Потом все-таки стали выглядывать из леса, наблюдали воздушный бой. Два самолета летали, кружились, сверкали вспышки очередей. И вдруг один самолет стал падать вниз. От него отделился какой-то грибок, я еще не знала, что такое парашют. Летчика с подбитого самолета отнесло в лес. Потом говорили, что он приземлился в деревне Шугаево, бабы спасли парашютиста от немцев, переодели в  женское платье и дали серп. Из-за бомбежки и в этот раз не пришлось рыть окопы. Вернулись в деревню. Она стояла в стороне от большака, где-то с полкилометра, но кто движется по дороге, хорошо видно. Как-то бабы пошли доить коров, бегут обратно. «Ой, мамочки! Там какие-то люди  не  по-нашему  гуторят!»  Мы, дети,  побежали  смотреть. Зрелище было впечатляющее. Немцы шли сплошной стеной: солдаты, техника. Все двигались в сторону Слободы. Мы, любопытные, подбежали поближе: мотоциклисты в начищенных сапогах, в блестящих касках играли на губных; гармошках и махали нам. Один мотоциклист, решив, видимо, попугать, резко свернул в сторону, не справился с управлением и  перевернулся.  Садился  на мотоцикл  пыльный,  грязный  и злой. Сначала  немецкие  войска  шли  мимо,  а  вскоре  и  у  нас

немецкая  часть  встала на  постой.  Дома выбирали получше: хозяев выгоняли. Зашел и к нам в избу немец, увидел меня и сестру, зовет:  «Ком, ком».  Нам  показал на веник, тряпку и  жестами велел все убрать в комнатах. Мы все сделали и убежали. Вдруг снова этот немец кричит: «Ком! Шнеллер!» Оказалось, они решили затопить печь, разожгли дрова, а дым

валит в избу. Мы открыли вьюшку, проветрили избу. Но больше немцы растапливать печь не решались.       

Ближе к зиме эта часть покинула деревню. Дороги засыпало снегом,  староста  велел  нам,  женщинам  и  детям,  расчищать большак. Заносы были страшные, мужикам не справиться, а что могли сделать мы? Ковыряемся лопатами день, другой. Глядим, кто-то   из-под   Слободы   верхом   едет.   Подъезжают   к   нам   и командуют: «Ну-ка, марш домой!» Русская речь. Двое на конях раненые сидят, даже у лошадей ноги забинтованы. Выяснилось, да что наши части прорвали линию фронта и вбили клин в оборону врага, партизаны в этом сыграли большую роль

Постоянно шли бои, буквально под боком. Нас опять мобилизовали рыть окопы под Демидовом. Снаряды падали  совсем рядом,  копаешь  и   думаешь,   попадет  в  тебя  или   нет. Над Демидовом стояло зарево, бесконечная канонада продолжалась день и ночь. Когда бои приблизились к тому месту, где мы рыли окопы, нас отправили домой.

Как-то всех жителей деревни собрали перед сельсоветом и  предложили желающим подавать заявления на фабрично-заводское обучение /ФЗО/. Со всей деревни только меня родители отпустили. Я прошла комиссию, взяла, как было велено,   продуктов   на   10   дней   и   босиком,   в   старенькой юбчонке, в вышитой кофточке из грубой бязи отправилась на сборный пункт. Оттуда мы пошли через Калининскую область пешком. За четверо суток прошли 200 километров. Дошли до  Торопца и там сидели трое суток. Наконец, к вечеру погрузили в  товарняк. Только  тронулись,   прилетел  немецкий   самолет, кружил низко, будто вынюхивал. Началась сильная гроза, вода; полилась во все щели, мы вымокли, дрожим, жмемся друг к    другу. Дождь хлестал всю ночь.                                                  

Проехали        Ярославль,        Иваново,        Рыбинск.        Часто останавливались,   пропускали   воинские   эшелоны.   Наконец,  через 12 суток добрались до Горького, оттуда в Дзержинск, там  нас отвезли к заводу, в ремесленное училище. Проезжаем мимо Дома культуры, а он такой красивый, яркие афиши приглашают в кино.  Мне, деревенской  девчонке,  все  в  диковинку.   Тут  же  решила, в кино пойду все равно, хоть босиком. В этом Доме  культуры  я  и  увидела  впервые  в  жизни  фильмы «Веселые    я

ребята», «Большой вальс», «Ураган». Пока училась в ФЗО, успела и   

спектакли посмотреть: «Лес», «Женитьба Фигаро». Помню, что;

декорации были очень яркие и красивые.                                        

Но это было потом. Сперва завели нас в бараки при заводе,   

выдали      матрацы.      А      утром      санпропускник,      столовая,   

заводоуправление.  Там  нас  разделили:  у  кого  7  классов  и   

меньше — в ФЗО, выше — в ремесленное училище. Взяли с нас  

подписку о неразглашении тайны, выдали пропуска. Я до сих пор помню номер своего пропуска — 2151. Несколько месяцев учили, из чего состоит взрывчатка, как устроены пушки, гаубицы, снаряды, бомбы. Учебу я совмещала с участием в художественной    самодеятельности. Ездили по госпиталям, пели песни: «Дайте в руки мне гармонь»», «И кто его знает», «Шел отряд по равнинам; широким».   Нас   одевали   в   красивые   концертные   сарафаны, платочки    петушком.    Госпиталей    было    много    —    в    ДК, ремесленном, в школах.

А как закончилось обучение, с концертами пришлось распроститься, началась серьезная, трудная работа по 12-13 часов в сутки. Я работала в цехе № 5, где делали противотанковые мины. Организовали молодежные бригады по 6 человек. Бригадиром была боевитая, заводная Таня Михайлова. Вскоре наша бригада перевыполнила план, заняла первое место по заводу, завоевала Красное Знамя. Жили мы тогда в бараке по 40 человек, а тут как передовикам выделили нам секцию на 6 человек, на всю, значит, бригаду. Мы сразу в почетный угол знамя поставили и никому ни отдавали, так и держались впереди всех. Из наркомата боеприпасов присудили нам 3-е место по городу и премию, мы поднажали и вышли сперва на второе, а потом на первое место. За второе нам снова дали премию, а за первое - еще и знамя шелковое, но его директор поставил у себя в кабинете.

Как одевались? А выдали нам форму в ФЗО диагоналевую, так в ней всю войну и проходила. Еще бурки из парусины, 42 размер, скрипели страшно, особенно по асфальту. А уж после войны выдали валенки, серую гимнастерку и юбку. Спали на полу, тюфяк да одеяло с подушкой. После смены только и хватало сил, чтобы, не раздеваясь, упасть на постель и заснуть. Цех наш признали вредным производством, мы ходили все красно-желтые от взрывчатки. Как-то в конце смены приходит инженер и кричит: «Кончай работу!» Что такое? «Война кончилась!» Что творилось на заводе! Все плачут, обнимаются, вахтер на проходной танцует. Несколько дней не могли успокоиться.

Меня с бригадой перевели в 4-й цех. Те мины, что мы делали, долго хранить нельзя. Стали делать мины с другой взрывчаткой. Время работы сократили до 8 часов, перевели в три смены, затем направили в 10-й цех, на мобзакладку. Брали 120 мм снаряды, пустые корпуса обмывали в кипятке, хорошо смазывали и закладывали на хранение.

Были и несчастные случаи. Как-то взорвались шашки с тротилом, пресс- форму разнесло на куски. У нас без жертв, а вот в цехе, где бомбы делали, после взрыва были жертвы. Залетали в город и немецкие самолеты, пытались разбомбить завод, но не вышло.

Работать я научилась на любом станке, на любом прессе. Может, поэтому, когда мне исполнилось 18 лет, меня выбрали депутатом городского совета. Собираются на заседание начальники цехов, заводов и я, простая рабочая. Дали мне задание проверить работу больниц. С красной депутатской книжечкой я могла везде проходить, получала дополнительный талон на питание — 150 граммов хлеба, первое и второе блюда.

А тут пришли первые вести из родной деревни, и решила я вернуться на родину. Возвращалась с наградой — медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг» Подошла к тому месту, где деревня была, а ее и нет. Две хатенки стоят, наша и Ершовых, соседей, да и те собраны из обгорелых бревен от блиндажей. Спрашиваю, где все? «А в землянках». Присмотрелась — и правда, кое-где из земли дымок вьется. А какая деревня до войны была! Школа-восьмилетка, все дома в садах, церковь на пригорке, собирались строить десятилетку. Подруга моя, которую мать не пустила в ФЗО, погибла, попала под бомбежку. В каждом дворе горе. У меня брат с войны не вернулся, дядья... Тяжело ворошить прошлое.